Fotovideoforum.ru

Продолжение тем -
Идиотизм в России. Издевательство над народом № 01
Идиотизм в России. Издевательство над народом № 02
Идиотизм в России. Издевательство над народом № 03
Идиотизм в России. Издевательство над народом № 04

В Южно-Сахалинске меньше чем через месяц возобновится суд по делу гибели БАТМа «Дальний Восток». Пятеро осужденных, которых суд первой инстанции признал виновными в смерти 69 моряков, пытаются добиться оправдания.

Трое оказавшихся на скамье подсудимых – опытнейшие моряки, с более чем 50-летним стажем работы в отрасли. Один из них Николай Харченко, бывший начальник отдела безопасности мореплавания, сертификации и наблюдения за рыбопромысловым флотом ФГБУ «Сахалинрыбвод». Он признан виновным по ч. 3 статьи 293 УК РФ («Халатность») и получил 5 лет и 8 месяцев заключения. С конца 2017 года находится в СИЗО. Сегодня ему 73 года.

Мы попытались разобраться, как человек, который за всю карьеру не имел ни одного взыскания, под конец жизни признан виновным в гибели 69 человек. На вопросы он отвечал из СИЗО, через адвоката.

– О трагедии с траулером «Дальний Восток» я узнал утром 2 апреля 2015 года. Пришел на работу к 9 утра, и оперативный дежурный по наблюдению за флотом сообщил о крушении БАТМа. Я не знал никого из экипажа судна лично, но масштабы трагедии ужасали.

Я же сам только в 2000 году перешел на работу на берегу, а до этого почти 35 лет провел в море. С 1966 по 1992 год работал на судах флота Корсаковской базы океанического рыболовства – сначала помощником капитана. Одновременно заочно закончил Дальневосточный технический институт рыбного хозяйства во Владивостоке по специальности «инженер-судоводитель». С 1973 года работал капитаном на транспортных и добывающих судах типа ЗРС, БМРТ, краболовах. Я знаю, что такое работа в море, как она может быть опасна и какую ответственность накладывает на комсостав.

В системе службы безопасности мореплавания я работал с 2000 года – сначала в невельском морском порту, где проверял рыбопромысловые компании и суда на соответствие требованиям. Затем с 2010 года стал начальником отдела безопасности мореплавания, сертификации и наблюдения за флотом ФГБУ «Сахалинрыбвод».

Мне и в голову не могло прийти, что однажды я стану одним из обвиняемых по делу о халатности.

В первое время не было информации о причинах крушения, и сначала я предположил, что судно затонуло, получив пробоину при плавании во льдах. Это уже впоследствии картина стала вырисовываться…

Я понимал, что стану одним из свидетелей по делу – мой подчиненный проверял судно во время его ремонта в Корее, и я, как руководитель отдела безопасности мореплавания, подписал временное свидетельство об управлении безопасностью на судно, что позволило БАТМу выйти на промысел.

Это было еще 29 декабря 2014 года. Я был на рабочем месте. Примерно в 11 часов ко мне подошли сотрудник моего отдела, который проводил проверку Системы управления безопасности (СУБ) судна БАТМ «Дальний Восток» в Корее, и Александр Кудрицкий – заместитель генерального директора по безопасности мореплавания в ООО «Магеллан».

Инспектор предоставил мне документы проведенной проверки для принятия решения: выдавать или нет временное свидетельство об управлении безопасностью (Св.УБ) на судно.

Из документов следовало, что система управления безопасности на судне организована и действует удовлетворительно. Значительных проблем, которые бы препятствовали выходу в море, не выявлено, и временное Св.УБ может быть выдано. Вся эта информация содержится в контрольном листе освидетельствования СУБ судна (имеется в материалах уголовного дела).

Одновременно инспектор передал мне два акта о выявленных несоответствиях. В первом говорилось, что на судне отсутствует положение (наставление) по СУБ и что компании ООО «Магеллан» следует его разработать и согласовать в ФГБУ «Сахалинрыбвод», то есть, по сути, со мной. Кудрицкий этому замечанию удивился, поскольку и он, и я хорошо помнили, что вся документация по СУБ в полном объеме на судно БАТМ «Дальний Восток» была предоставлена еще в конце ноября – начале декабря 2014 года. Я лично проверил, что она соответствует требованиям, утвердил и передал Кудрицкому. Тот, в свою очередь, предоставил мне журнал, где было отмечено, что вся документация по СУБ передана нарочным на судно еще 8 декабря 2014 года (выписка из журнала есть в материалах дела).

Во втором акте было сказано, что нет доказательств, что ежедневно проводится расчет остойчивости и что его необходимо производить с записью в судовом журнале в 16.00. Я стал расспрашивать инспектора, что означает эта запись. Он пояснил, что расчет остойчивости на судне производится, он сам наблюдал, но об этом записи в судовом журнале нет.

На мой вопрос о наличии каких-либо других, значительных несоответствиях, не отмеченных в контрольном листе освидетельствования, инспектор ответил, что их нет.

Кроме того, для выдачи временного Св.УБ на судно, которое является новым для компании, в соответствии с требованиями Международного кодекса по управлению безопасностью (МКУБ), наличие на борту положения не обязательно. Оно выдается на шесть месяцев для внедрения и дальнейшей проверки и при необходимости доработки самой системы безопасности. То есть я просто не имел права не выдать временное Св.УБ на судно БАТМ «Дальний Восток». И я его выдал.

Все это потом я много раз рассказывал следователям, подробно объясняя и аргументируя. Мы сотрудничали со следствием, давали показания, предоставляли все документы. Мне абсолютно нечего было скрывать, всю работу я делал строго по закону.

То, как дело может повернуться лично для меня, я стал осознавать во время очной ставки с моим подчиненным, который обследовал судно в Пусане. Перед тем как зайти в кабинет, следователь сказал, что им известно, что документация по системе управления безопасности (СУБ) на «Дальнем Востоке» была. Сказано это было с издевкой. Я и сам знал, что документация была, поэтому не придал интонациям значения.

Но на очной ставке инспектор заявил, что не видел документации СУБ, поэтому и не смог провести полноценную проверку СУБ судна. Я стал задавать ему вопросы, и тут за него стал активно вступаться следователь…

Собственно, именно это и позволило обвинить меня в халатности, якобы я подписал свидетельство на управление судна, не имея на то оснований. Но тут вот в чем дело – если мой подчиненный не видел документы СУБ, это не значит, что их не было. Во время своей инспекции в Корее он общался со старшим помощником БАТМа, но в это время на судне уже был капитан Борисов, у которого в сейфе находилась документация. А с ним как раз инспектор и не встречался, хотя обязан был выяснить, где находится СУБ.

Сегодня инспектор заявляет, что документацию ему не представил старший помощник «Дальнего Востока» Желомеев. Но тот погиб, и невозможно выяснить, почему так произошло. Капитан Борисов утверждает, что документация была, подтверждает эту информацию и Александр Кудрицкий.

Однако следствие все равно делает вывод, что документов не было. Но и в тот момент я еще не верил, что мне предъявят обвинение. Я надеялся, что следователи во всем разберутся и сделают правильные выводы.

Положение (наставление) по СУБ – это, по сути, бумага. Описание внедрения системы управления безопасности. Практически на всех судах они однотипные, за исключением некоторых моментов, связанных с конструкцией судна. На момент проверки БАТМ «Дальний Восток» на борту мало того что находились все необходимые документы, на нем было даже СУБ прежнего владельца.

До 2000 года, пока не применяли МКУБ при проверках на безопасность, суда погибали не чаще, чем после его внедрения. В вопросе безопасности важным являются действия прежде всего капитана и всех судовых специалистов, которые должны исполнять все инструкции и требования других документов (помимо положения по СУБ). Их множество, в том числе Устав службы на судах рыбопромыслового флота, информация об остойчивости и непотопляемости. Капитан должен правильно оценить обстановку и своевременно дать команду на те или иные действия. В том числе по тревогам, по оставлению судна и так далее. Вот это и является системой управления безопасностью. А документация – это лишь бумаги, которые дублируют требования других руководящих документов по безопасности мореплавания. И это я говорю и как специалист по безопасности, и как капитан.

За время работы в море мне приходилось бывать в жесточайших штормах, когда волной выбивает иллюминаторы, срывает фальшнастил на промысловой палубе, забрасывает связку из четырех кранцев на верхний мостик БМРТ. Во время зимних штормов приходилось сутками бороться с обледенением во избежание потери остойчивости и опрокидывания судна. В таких ситуациях приходилось и промысел прекращать, и уходить из зоны рыбалки, и под берегом прятаться от ветра. То есть делать все, чтобы спасти и судно, и экипаж.

Еще немаловажный момент – система управления безопасности судна оценивается совместно с такой же системой компании, они едины. В ООО «Магеллан» система безопасности функционировала не менее трех лет и показала себя хорошо. Компания все эти годы безопасно эксплуатировала несколько судов. В том числе и аналогичное «Дальнему Востоку» – РТМС «Млечный путь». Значительных несоответствий или замечаний при проверки СУБ как компании, так и судна за эти годы не было. Документы по безопасности компании, в том числе и погибшего траулера, соответствовали требованиям МКУБ и рекомендациям Федерального агентства по рыболовству. Вот и судя по результатам инспекции в Корее, СУБ на БАТМ «Дальний Восток» действовала успешно.

Исходя из всего этого, я просто не мог, не имел права не подписать документы «Дальнего Востока». В том, что судно погибло, нет никакой вины ни Сахалинрыбвода, ни меня лично. Мы ни формально, ни по совести не преступили закон.

Тем более парадоксально, что мне предъявлено обвинение в том, что я не делал. Например, согласно приговору, я знал о том, что на судне положения по СУБ не было и аудитор не смог проверить саму систему по управлению безопасностью, и все равно позволил судну выйти в море.

Но о том, что инспектор якобы не проверял того, что указано в контрольном листе, мне стало известно уже после предъявления обвинения. В таком случае, если он не проверял систему управления безопасности, почему не поставил об этом меня в известность, а вместо этого предоставил мне контрольный лист о проведенной проверке?

Впоследствии один из следователей мне заявил: «… мы же не сознаемся, что не того взяли». Вот и парадоксы: все знают, что я не виновен, но обвинение предъявлено, и я осужден.

Когда мне предъявили обвинение, то я подумал, что это какая-то ошибка. Потом почувствовал обиду из-за несправедливого обвинения, и стало приходить понимание, что при желании следствие может обвинить любого ни в чем не повинного человека. Ну а после оглашения приговора суда, на объективность которого я еще надеялся, ко мне пришло понимание своей абсолютной беззащитности и беспомощности перед судебной системой.

Игорь ПАНИН.

Нас, моряков, жизнь научила терпеть и не скулить. Вот и сейчас терплю и не падаю духом, здоровье плохое, но справляюсь. Не все потеряно, когда люди нас поддерживают, когда коллеги протягивают нам руку помощи.

Хорошо, что на свободу выпустили заслуженного ветерана Кудрицкого (заместитель гендиректора ООО «Магеллан». – Прим. ред.). Александр Иванович был совсем плох, хочется верить, что врачи ему помогут. Не заслужил он такого обращения, он достойный капитан и нет на нем греха. Остались мы с Николаем Харченко (начальник службы безопасности мореплавания ФГБУ «Сахалинский рыбвод». – Прим. ред.) из старой гвардии, но мы не плачемся. Терпеть будем сколько надо, а надо дотерпеть до справедливости, услышать, как снимут с нас это порочное обвинение.

Спасибо всем тем, кто нас поддерживает, мы читаем газеты и благодарны людям. И справедливость есть уже в том, что наши дети и внуки знают правду о нас, знают, что мы невиновны, и от этого спокойнее на душе, и терпеть легче, и в тюрьме сидеть проще.

Тяжело было вначале, когда первый раз обвинили. Вот тогда было стыдно, что кто-то поверит в эти выдумки, подумает, что я действительно в чем-то виноват. Но теперь, как бы ни закончилось дело, мне никогда не будет стыдно, мне не за что стыдиться.

Хорошая статья была в газете про то, ответит ли кто-то за привлечение к ответственности невиновных. Я знаю, что никто ни за что не ответит, и нет у нас стремления кого-то к этому ответу призвать. Есть желание призвать к справедливости и здравому смыслу, которого суду очень не хватает.

О моей невиновности уже много раз заявлялось и мной, и адвокатами. Меня не было на судне, я не управлял им в роковой момент крушения. Если бы я им управлял, то катастрофы бы не произошло. Но я в это время уже три месяца был на берегу, в своей квартире. За штурвалом стоял капитан Притоцкий, а в тюрьме сижу я. Все потому, что Притоцкий погиб и его не посадишь. Виновного сделали из меня.

Не стыдно мне нести ответ перед людьми потому, что не было никаких на судне изменений конструкции, из-за которых оно утонуло. Не о чем мне было сообщать Притоцкому в момент передачи судна, не скрывал я от него ничего. Однако меня обвинили в том, что я скрыл от Притоцкого существенные изменения в конструкции судна. То ли следователи уже запутались, то ли выхода у них не было, но они сами же написали о том, что Притоцкий управлял судном, зная достоверно об изменениях конструкции. А если он знал, то как же меня судить за то, что я ему не сказал?

Но могу подтвердить еще раз: конструкцию не меняли так, как указано в уголовном деле. Ложь о вырезах опровергается фото, но от их просмотра суд отворачивается, впрочем, как и от нас.

Вся эта ситуация вокруг нашего процесса заставляет удивляться. Сначала готовишься к одному действию, а развивается совсем иное. Это я про последнее судебное заседание перед таким большим перерывом, аж на два месяца. На нашу просьбу дать 5 дней нам накинули лишних еще 55 суток. Такой долгий перерыв никто не просил, он нам совсем был не нужен. Мой защитник закончил знакомиться с делом уже 25 мая, ровно через неделю после последнего заседания, и теперь ему нечего делать.

Не секрет, что сейчас суд в отпуске, а я «отдыхаю» в СИЗО со своими собратьями. А ведь сначала я даже поверил, что суд хочет быстрее разобраться в деле, поэтому назначенному мне адвокату вместо месяца на ознакомление дали две недели. Я сам его торопил, ведь мы давно все приготовили, что хотели сказать суду. Теперь дело начнут рассматривать только 18 июля, у нас с судьями будет разный загар.

Я вижу в нашем деле большие недоработки экспертов по оценке управления судном. Когда капитан командует, все зависит от него. От меня в крушении ничего не зависело. Но ни один эксперт не сказал о том, что погибший капитан неправильно управлял судном. А ведь было именно так, Притоцкий нарушил все основы хорошей морской практики, а потом поставил судно на неверный курс.

Я вот думаю, может, следователи намеренно не назначили экспертом судоводителя, чтобы он об этом не написал? Наверняка понимали, что если судоводитель напишет об ошибках в выборе курса и маневрирования, то и ко мне тогда не может быть претензий. Я же не мог маневрировать траулером из дома.

Я не оправдываюсь, мне не в чем оправдываться. Я могу рассказать сотни случаев, когда управлял разными судами в сложных ситуациях и всегда со всеми справлялся. Парадокс, но в тюрьме сижу за то, что судном не управлял и не должен был управлять.

Моя история не может быть поучительна для остальных капитанов. Не могу я им посоветовать, как избежать моей участи. Всю жизнь отдал я флоту, но о таких случаях не слыхал даже от старых учителей. В любые времена капитан за свои действия нес персональную ответственность. Никогда за одного не отвечал другой. Но я не потерял надежды. Справедливость – она такая штука, терпеливых любит. Время покажет, я верю. Без веры жить тяжело.

Анатолий БОРИСОВ.

Восторг и горе российских болельщиков
Радио Свобода

Опубликовано: 8 июл. 2018 г.
Как в Москве смотрели четвертьфинальный матч чемпионата мира по футболу, в котором сборная России проиграла команде Хорватии.

Волонтер штаба Алексея Навального в Сочи Дмитрий Титков эмигрировал из России в Стокгольм. Сорокалетний активист попросил политического убежища в миграционной службе Швеции. В процессе избирательной кампании сотрудники полиции неоднократно арестовывали волонтера. Во время одного из последних задержаний полицейский угрожал, что в следующий раз Дмитрию подкинут наркотики и возбудят на него уголовное дело.

Сейчас активист живет в небольшом городе недалеко от Стокгольма и учит шведский язык. Дмитрий рассказал Радио Свобода, что он попал в будущее, которое должно было бы быть у России, но коррумпированная власть его украла.

– Я никогда не собирался навсегда уезжать из России, – говорит Дмитрий Титков. – Из страны мне пришлось бежать очень быстро. После выборов президента мы стали по очереди выходить на одиночные пикеты. Все правила проведения пикета мы строго соблюдали, но нас все равно задерживали. Во время пикета ко мне подошли полицейские и сказали, что поступила жалоба от неизвестного гражданина на противоправные действия с моей стороны. И я должен немедленно поехать в участок. Никаких противоправных действий я не совершал. Я молча стоял на одном месте. В протоколе меня обвинили в том, что я перемещался с плакатом. На самом деле полицейские тащили меня по земле, потому что я не хотел идти. Кстати, этим бдительным гражданином оказалась сотрудница администрации, которой я приносил уведомления о наших мероприятиях. Мне присудили девять суток ареста. Я сидел в камере вместе с наркоманом в состоянии абстиненции. Он бился о стены и двери, кричал, что порежет сокамерников, устроил туалет прямо в камере. Ночью я не мог спать, потому что наркоман пытался помочиться на мою шконку.

– Вы думаете, его специально к вам посадили?
– Да, потому что этот сокамерник задирался ко мне, провоцировал. Но я не поддавался. Когда меня выпустили, я сразу решил, что пора уезжать, потому что больше я такого не выдержу. Эта история переполнила чашу терпения. Мы весь год работали под огромным давлением со стороны полиции и Центра “Э”. Полиция постоянно приходила на наши мероприятия и изымала технику, агитационные материалы, гаджеты. Администрация города нам почти никогда ничего не согласовывала под разными предлогами. И вот однажды согласовала куб. Мы установили клуб. У нас с собой был гелиевый баллон, чтобы воздушные шарики надувать. Сразу же прибежали какие-то провокаторы, сказали, что мы здесь не нужны, и вызвали полицию, якобы около куба совершается преступление. Полиции мы показали разрешение, но она изъяла у нас баллон и ноутбук, якобы мы с помощью этих предметов можем совершить террористический акт. Мы все старались делать по закону. Но нам не давали шагу ступить. 7 октября, в день рождения Путина, я вышел на одиночный пикет. Путин в этот день был в Сочи. Я написал на плакате: “Я здесь, потому что я – за Навального”. Я стоял часа два, затем ко мне подошли крепкие молодые люди, на вид представители кавказской диаспоры. Они окружили меня, толкали, обзывали, вырвали плакат, порвали его и кинули в лицо, даже не лопнули, а разорвали в клочья воздушные шарики.
Мы весь год работали под огромным давлением со стороны полиции и Центра “Э”

– Кто были эти люди?
– Я уверен, что этих парней вызвала полиция, чтобы меня убрать. Но я не реагировал на них. Рядом со мной стояла девушка 15 лет. Она на айфон снимала гопников. Они выбили у девочки телефон, разбили его. Я увидел это и попытался защитить девочку. Именно в этот момент к нам подбежали полицейские и схватили не хулиганов, а меня. Один из этих парней поехал с нами в участок. Гопник сел на переднее сиденье рядом с полицией. Этот парень говорил мне, что он прямо при полиции меня прибьет и ничего ему за это не будет. В полицейском участке начальник этого отделения стал высмеивать меня, мол, я похож на бомжа. Вокруг нас стояли и ржали надо мной человек 20 полицейских. Я ответил, что особенно легко унижать беззащитного человека, когда обладаешь полнотой власти.

– Вам какое обвинение предъявили?
– Гопник написал на меня заявление, что якобы я размахивал руками и орал: “Уходите в горы пасти своих ослов”.

– Вы так говорили?
– Нет, конечно! Он все придумал. Я стоял с плакатом, молчал и не поддавался на провокации.

– А что произошло с девушкой в участке?
– Я видел, как девушку, которой я пытался помочь, опрашивали. Заметьте, с ней говорили не о разбитом телефоне, а о том, почему она помогает штабу Навального. В результате полицейские решили, что девушка сама разбила телефон. Девушка написала заявление, что на нее напали. Но хода ему не дали. А меня “закрыли” на 17 часов. Я сидел в “обезьяннике”: узкие скамейки, нет вентиляции и туалета. Утром мне выписали штраф 500 рублей и отпустили. Я спросил, за что штраф. Начальник отделения сказал, что несколько человек видели, как я нарушал общественный порядок. На прощанье начальник отделения предупредил, что сегодня я легко отделался. А в дальнейшем такое дело будет очень легко переквалифицировать в уголовное.

13 января, накануне митинга, сотрудники полиции задержали меня прямо на железнодорожном вокзале. Я возвращался из Краснодара в Сочи. Полицейские сказали, что подозревают меня в хранении наркотиков, отвезли в участок. Полицейские наркотиков не нашли и выяснили, что я трезв. Написали какую-то бумажку и положили в папку. Мой адвокат попросил показать этот документ. Там было написано, что я находился в состоянии наркотического опьянения. Адвокат потребовал, чтобы документ переделали.

Потом начались проблемы у координатора штаба Навального в Сочи Кости Зыкова. К нему приехали с обыском прямо перед выборами президента. Жена Кости хотела позвонить адвокату и попыталась поставить телефон на зарядку. Люди в штатском решили, что девушка сопротивляется, и швырнули ее о стену. Жена Кости – маленького роста, хрупкая и тогда уже была беременной. Костя хотел ее защитить. Ему скрутили руки и положили вниз лицом. Так они и лежали вниз лицом, пока полицейские громили их дом. Разбросали мусор строительный, сломали нехитрое имущество. Жена Кости до сих пор в себя прийти не может. Она в Сбербанке работала. В нашей политической деятельности не участвовала. Костя рассказывал, что его потом вызывали на допросы и угрожали изнасиловать жену.

– Как вы попали в штаб Навального?
– Я работал долгое время журналистом в информационных агентствах и разных изданиях. Писал тексты на политические и экономические темы. С 2002 года я наблюдал, как в России уничтожают свободу слова. В изданиях, с которыми я сотрудничал, постепенно появлялись разные запреты и ограничения. Критиковать правительство и даже местных чиновников стало нельзя, и я решил сменить профессию. Мы с братом открыли сеть магазинов игрушек. На брата начали давить местные депутаты, потому что у них был похожий бизнес, и они пытались устранить конкурента. И мы магазины в 2014 году закрыли. В политическую журналистику я вернуться уже не мог по этическим соображениям. Я не хотел заниматься пропагандой. И я устроился в экономическую газету. На собеседовании меня заверили, что издание о политике не пишет. А главный редактор в личном разговоре высказывала оппозиционные взгляды. Но вскоре она потребовала, чтобы я написал хорошо и красиво о праймеризе “Единой России”. А я написал об открытии штаба Навального в Краснодаре, затем уволился. На открытии штаба я увидел, что есть политическая сила, которая может хоть что-то изменить в стране. И мне захотелось стать штабу чем-нибудь полезным.

​– Какие у вас были ожидании в связи с кампанией Навального?
​– Я понимал, что его до выборов не допустят. Но мне хотелось помочь этим новым, незапачканным людям, которые в самом деле хотят спасти Россию. Мне понравились их идеализм и честность. Я уехал из Краснодара в Сочи и стал работать волонтером на местный штаб Навального. Денег я не получал, никаких должностей не занимал. Просто делал все, что мог. Я очень рад, что познакомился со сторонниками Навального. Оказалось, в России есть идеалисты! Я надеюсь, что у них все будет хорошо. Тревожно, что сторонники Навального в тех городах, где закрыли штабы, остались неприкаянными. Непонятно, что сейчас с этими людьми происходит. Интерес к теме падает, простые волонтеры пропадают из зоны общественной видимости, с ними может произойти все что угодно.

​– Но многие из них говорят, что не уедут из России ни при каких обстоятельствах.
– Я выбрал другой путь, потому что не хочу быть Жанной д'Арк. Я не собираюсь сидеть в тюрьме. Я не политик, я хочу просто нормально жить. И за эту нормальную жизнь, за человеческое достоинство я выходил весь год на улицы. Я надеялся, что граждане присоединятся к нам, когда увидят, как мы отчаянно боремся за свободу, как нас бессовестно прессуют. Но этого не произошло. Я за 9 суток в камере понял, что не смогу, как Олег Навальный, сидеть долго. У меня одна жизнь, и я хочу прожить ее как человек. Я не разочаровался в Навальном. Я и сейчас считаю, что Алексей все правильно делает, но я не верю, что эта борьба сможет изменить страну.

​– То есть ваша борьба была напрасной?
​– У сознательной части молодежи благодаря Навальному и его сторонникам появилось понимание, что такое свобода. Ведь большинство россиян, на мой взгляд, даже не представляют, как это – жить свободно. И я рад, что Навальный дал молодым людям понять, что они не обязаны ложиться под эту систему. Я не думаю, что прогрессивные молодые люди смогут глобально переломить ситуацию в стране. Но благодаря опыту участия в кампании они, вероятно, проживут свою жизнь как свободные люди. Может, решат эмигрировать, как я.

– Почему вы выбрали Швецию?
​– Я никогда не был в Швеции, но мечтал узнать эту страну. Оказалось, что она похожа на Архангельскую область, где я родился.

​– Как вы въехали в страну?
​– По шенгенской визе.

​– Вам кто-то помогает?
​– Друг, который двадцать лет назад эмигрировал в Швецию. Он объяснил мне механизм получения убежища. Сейчас я живу в доме с 14 мигрантами из Ирака, Сирии и Афганистана и жду решения миграционной службы. Когда это произойдет, я не знаю. Некоторые до четырех лет ждали.

– Вы живете в лагере для мигрантов?
– Это обычный дом, такой же, как и соседние, в которых живут шведы. Мне выдают пособие 200 евро. Хожу на уроки шведского на два часа каждый день. Без шведского работу невозможно будет найти.

​​– С кем вы общаетесь?
​– Тут много политических мигрантов, в основном, сторонников Мальцева и Навального. После выборов идет волна политических беженцев из России: бегут от уголовных дел и арестов.

​– Швеция вас не разочаровала?
​– У меня ощущение, что я попал в будущее, которое должно было бы быть, но у нас его украли. Я постоянно чувствую, что во мне, беженце, видят человека. Иногда у меня такое ощущение, что я попал в фильм Тарковского “Солярис”, в ту сцену, где ученые собираются лететь в космос.

​– Почему такая ассоциация?
– Я посетил в Швеции русских ученых. Они работают в институте, который находится в лесу. Красивая природа и люди, которые свободно и спокойно делают любимое дело.

– Чем вы собираетесь заниматься в Швеции?
​– Мне пишут в комментариях, мол, будешь в Швеции дворником работать. Мне не стыдно, потому что к уборщикам здесь относятся как к людям. Лучше в свободной Швеции мыть полы, чем в качестве "журналиста" обслуживать грабителей, которые будут презирать меня и считать своим рабом.

​– Вы не скучаете по России?
​– Эмиграция ​– это не трагедия. Родина это то, что внутри, а не территория. Мир настолько большой и интересный, что не надо зацикливаться на России.

Путину на вас плевать
МБХ медиа

Опубликовано: 9 июл. 2018 г.
Царь — хороший, бояре — плохие. Пытаясь решить свои проблемы, россияне обращаются к президенту Путину. Журналист МБХ медиа Александр Скрыльников объясняет, почему так делать бессмысленно.

Как власть грабит россиян
МБХ медиа

Опубликовано: 26 июн. 2018 г.
Вопреки обещанию Владимира Путина, правительство объявило о повышении пенсионного возраста. До 65 лет для мужчин и до 63 — для женщин. Анна Ревоненко рассказывает, как принималось это решение и при чем тут чемпионат мира по футболу.

Потоп в Забайкалье. Безразличие властей
Новости СВЕРХДЕРЖАВЫ

Опубликовано: 15 июл. 2018 г.
Пока вся страна одурманена футболом, в Забайкальском крае введен режим ЧС. На протяжении месяца в Забайкалье почти ежедневно идут дожди. Разлившиеся из-за этого реки подтопили Читу, Нерчинск, Шилку и еще более десятка поселков. Паводок начался 8 июля с Шилкинского района, а к настоящему времени в окрестностях Читы уже затоплено 1,8 тысяч приусадебных участков. В самом городе вода зашла во дворы 5 многоквартирных домов и десятков частных. Кроме того, в Забайкалье размыто множество дорог, повреждено или разрушено около 30 мостов, более 1000 человек остались без электроснабжения. Но власть не особо стремится помогать, а утверждает, что все нормально. Люди вынуждены своими силами бороться со стихией. Российское безразличие во всей красе.