А.Вознесенский
«Голоса и молчание»
Обложили его, обложили...
Не отдавайте гения, немочи!
Россия, растерзанная от подлости,
Знайте, кто он, и знайте, чей он.
Врубите Высоцкого! Врубите Высоцкого настоящего,
Где хрипы, и Родина, и горести,
Где восемнадцать лет нам товарищем
Был человек отчаянной совести.
Земля святая, его хранящая,
Запомнит эту любовь без измен.
Врубите Высоцкого настоящего!
Немногим дано подниматься с колен!
Велик не тот, бездарный, но со званьем,
Не тот, кто стал придворным подлецом...
Ты был народным окружен признаньем
За правду, что выплескивал в лицо.
Так пусть звучит не реквием, а скерцо:
Ты был один, кто так легко раним.
Осколки вдребезги взорвавшегося сердца
В своих сердцах навеки сохраним.
Ты жил, играл и пал с усмешкою,
Любовь российская и рана,
Ты в черной рамке не уместишься,
Тесны тебе людские рамки.
Не могу я понять доныне,
Что за странная нынче пора...
Почему о твоей кончине
Мы узнали "из-за бугра"?
Не Америка плачет — Россия!
Русь рыдает об утрате своей.
В кровь изранены души босые
Самых лучших ее сыновей.
Не был ты любимым фортуной,
И болел тем, чем мы болели.
На гитаре твоей не струны — Обнаженные нервы звенели.
Выходя на сцену вразвалицу,
Из себя не корча мессию,
Ты держал в своих чутких пальцах
Гриф гитары и пульс России.
И как Шлиман раскапывал Трою,
Взяв на веру слепого Гомера,
По стихам твоим внуки откроют
Наши муки и нашу веру.
Е.Евтушенко
«Памяти В.Высоцкого»
Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись: "В продаже Высоцкий..."
Володя, ах, как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету — И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке-"Ладе"
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтобы не задремать за рулем:
"А ну-ка, Высоцкого мы крутанем".
Володя, как страшно мне адом и раем
Крутиться для тех, кого мы презираем.
Но, к счастью, магнитофоны
Не выкрадут наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
Для части планеты, чье имя — галерка.
И ты к приискателям на вертолете
Спустился и пел у костра на болоте.
Ты был полугамлет и получелкаш,
Тебя торгаши не отнимут — ты наш.
Тебя хоронили, как будто ты гений — Кто гений эпохи, кто гений мгновений.
Ты бедный наш гений семидесятых,
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты — Зощенко песни с есенинским яром.
И в песнях твоих, раздирающих душу,
Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!
Киоск звукозаписи около пляжа...
Жизнь кончилась и началась распродажа.
Т.Павлова
x x x
Россия ахнула от боли, не Гамлета — себя сыграл,
Когда почти по доброй воле, в зените славы умирал.
Россия, бедная Россия, каких сынов теряешь ты?!
Ушли от нас навек шальные Есенины и Шукшины.
Тебя, как древнего героя, держава на щите несла,
Теперь неважно, что порою несправедливою была.
Тебя ругали и любили, и сплетни лезли по земле,
Но записи твои звучали и в подворотне и в Кремле.
Ты сын России с колыбели, зажатый в рамки и тиски,
Но умер ты в своей постели от русской водки и тоски.
Пылали восковые свечи и пел торжественный хорал,
И очень чувственные речи герой труда провозглашал.
Ах, нам бы чуточку добрее, когда ты жил, мечтал, страдал,
Когда в Париж хотел быстрее — в Читу иль Гомель попадал.
Теперь не надо унижений, ни виз, ни званий — ничего!
Ты выше этих низвержений, как символ или божество.
Но привередливые кони тебя умчали на погост,
Была знакомая до боли дорога чистых горьких слез.
Иди, артист, судьба--шалунья теперь тебя благословит,
И сероглазая колдунья к тебе на "Боинге" летит.
Вся олимпийская столица склонилась скорбно пред тобой,
И белый гроб парит, как птица, над обескровленной толпой.
Но вот и все — по божьей воле Орфей теперь спокойно спит,
И одинокая до боли гитара у двери стоит.
Неизвестный автор
x x x
Будь ты проклят, день вчерашний — 25 июля!
Может, это все неправда, может, просто обманули?
У таланта век недолог, а у гения — подавно.
Он ведь жил совсем недавно, а теперь висит некролог.
Добрый бог — обманут только, иль тебя уговорили?
Он обязан жить был долго. Что ж вы, черти, натворили?!
Л.С.Б. (Неизвестный автор)
x x x
Нет, Володя, не верю, ты не мог умереть!
Это бред! Это ложь! Это зла круговерть!
Под огнем, над обрывом ты боролся за нас.
— Где вы, волки? — кричал. Мы твердили: — Сейчас...
Нам потери знакомы: Пушкин, Хармс, Гумилев,
Пастернак и Платонов, Мандельштам и Рубцов,
Маяковский, Есенин, друг твой — Вася Шукшин.
Был Михоэллс расстрелян. Список незавершим.
Из столетья в столетье вас хоронят тайком,
Высылают, поносят, песню бьют каблуком.
Список тянется дальше, и спасти не смогли.
Виктор Хара и Галич — вот предтечи твои.
Евтушенко не влезет на трон твой пустой.
Он пытался уже... Правда, трон был другой.
Весь иззябший, простывший — и в ненастье ты пел,
Постоять на краю — нас прости — не успел...
Если сердце большое, — боль свирепствует в нем,
Значит — боремся, бьемся, значит — любим, живем!
Мы клянемся: продолжим все отрезки пути,
Кто-то все-таки должен через пули пройти.
Марина Зис
x x x
Она пришла и встала у березы,
Склонила голову на грудь,
В ее руках одна лишь роза,
И белая притом — не позабудь!
Прошла походкой тонкой, нежной
Под взглядами толпы людской,
Со вздохом скорби неизбежной
Со взглядом, скованным тоской.
Народ пред нею расступился,
И замер весь поток живой.
И та далекая, чужая
Вдруг стала близкой и родной.
Ее печаль и наше горе
Хотелось вместе разделить.
(Хоть кто-нибудь бы догадался
Зонт от дождя над ней раскрыть).
Под проливным дождем стояла,
В глазах и слезы, и печаль,
В немой тоске не замечала,
Как мокла траурная шаль.
Умчалось время золотое — В беде и в радости — вдвоем,
Была и другом, и женою,
И музой доброю при нем.
Все в прошлом, как беда случилась?
Себе простить ты не смогла,
Как что-то в жизни упустила
И как его не сберегла.
Теперь ничто уж не исправишь,
Тех дней счастливых не вернуть,
Последний поцелуй, последний взгляд оставить,
Прощай, мой друг, не позабудь!
2.09.1980 г.
Есть две бесконечности - Вселенная и глупость. Впрочем, я не уверен насчет Вселенной (с) Эйнштейн