Fotovideoforum.ru

Наша страна готовится отметить 65-летие Великой Победы. С каждым годом все меньше и меньше становится солдат Победы. И живут они в разных уголках нашей огромной страны. В каждом из них живёт частица нашей истории, которые хотелось бы собрать воедино. Давайте расскажем друг другу о тех ветеранах, что живут рядом с нами. Без истории нет будущего. А будущее - это наши дети, внуки и правнуки. Начав тему, я расскажу о ветеранах войны из города Мариинска и Мариинского района Кемеровской области.

Война, она такое дело, о ней
не вспоминать нельзя

22 июня 1941 года. Здесь, у границы с Польшей, ранним воскресным утром сержант Виноградов лицом к лицу повстречался с войной. Еще четыре дня тому назад их воинское соединение было поднято по тревоге и маршевым порядком прошагало от Бердичева до западной границы Союза.
-Опять отцы-командиры учебу затеяли, - шагая по проселочной дороге и глотая пыль, негромко переговаривались старослужащие. – Уж хотя бы накануне учений обутками хорошими снабдили. И нет бы, по большаку топать, так ведут по беуракам – по родной земле идем, а словно прячемся. И куда идем?
Никто из шагавших бойцов еще не знал, что мирная жизнь отсчитывала последние часы. Не могли знать они и того, что не более как через неполный месяц их крупное воинское соединение перестанет существовать.
В первый же день войны артиллерийский разведчик сержант Василий Виноградов попал в военную мясорубку. Сражения были страшные, и явно ощущалось превосходство противника в технике и вооружении. Соединение, оставшееся без боеприпасов, продовольствия, потерявшее добрую половину живой силы, откатывалось на восток, а под Винницей попало в окружение, было разоружено и взято в плен. Солдаты поговаривали, что сдаться на милость победителей пришлось по приказу своего командующего.
Два месяца провел в концлагере Василий Николаевич Виноградов, и не было дня, когда бы он ни мечтал удрать отсюда и вновь взять в руки оружие, чтобы бить врага, принесшего в его страну унижения, разрушения и смерть. Однажды такой случай подвернулся: подошедший к группе военнопленных немецкий солдат спросил на ломаном русском языке:
-Рус, рус! Слюсар кто? Слюсар… тук-тук.
-Слесарь, что ли? – переспросил Василий Николаевич.
-Йа . йа. Сле-е-сар.
-Ну, я слесарь – ответил солдат.
-Ком, ком, - поманил немец пальцем Василия Николаевича и повел его за ворота лагеря.
По ту сторону колючей проволоки, в конце лагеря, находилась кузница, куда его и привел немец. Оставляя русского пленного на попечение кузнеца-немца, солдат кое-как объяснил Виноградову, что отныне здесь его рабочее место. Кузнец поставил Василия Николаевича к горну меха. Работа закипела. Во второй половине дня кузнец куда-то отучился, чем пленный не преминул воспользоваться. Чтобы узнать, наблюдают за ним или нет, он неторопко прошествовал к раскинувшемуся неподалеку бывшему колхозному саду и, уплетая яблоки, стал присматриваться, а, убедившись, что охрана отсутствует, дал деру.
Места были незнакомые, и беглец шел наобум, лишь бы подальше от гиблого места. Проезжие дороги обходил стороной, старался никому не попадаться на глаза, но обильный обед яблоками сделал свое черное дело – колики в животе стали невыносимыми, хоть ложись и помирай.
Вот показалась маленькая украинская деревенька. "Будь что будет, - решил Василий Николаевич, - зайду в крайнюю хату. Может, помогут". Сгущались сумерки, когда он тихонько постучал в дверь. На стук вышла сама хозяйка и, увидев изможденного человека в изодранной красноармейской гимнастерке без знаков различия, наверное, сразу поняла, в чем дело, кто он таков, и без лишних расспросов впустила в дом.
-Ховайся в подпол, а то, чего доброго, полицаи или немцы нагрянут, греха не оберешься. Расстреляют и тебя и нас с сыном.
Несколько дней хозяйка лечила и подкармливала бойца, а потом, дав на дорогу провизии, пояснила, как ему держать путь в сторону фронта, хотя было видно, что сама она не верит, что солдат сумеет живым добраться до своих.
Блуждая по просторам Украины, Василий Николаевич наткнулся на двух таких же беглецов, как и он сам. Обсудив создавшееся положение, солдаты решили, что до своих им дойти не суждено и надо искать партизанский отряд или создавать его самим.
Как-то в одной из деревушек местный старичок по секрету сообщил, что зачастую, ближе к ночи, в деревне появляются какие-то русские парни.
-Не знаю, - сказал дед, - партизаны они или нет, но на полицаев не похожи.
Судьбе было угодно, чтобы этой же ночью Василий Николаевич и его попутчики повстречались с разведчиками из партизанского отряда.
Позже, на партизанской базе, после многочисленных допросов и спецпроверок, Виноградова и его новых товарищей по оружию зачислили в партизаны.
За период военных действий партизаны нанесли врагу огромный урон: громили неприятельские гарнизоны, взрывали поезда, мосты, организовывали засады на дорогах. А с приходом на Украину первых частей Советской армии Василий Николаевич влился в ее ряды. Войну он закончил в Праге. Его ратный труд отмечен двумя орденами Отечественной войны, солдатским орденом Славы 3-й степени и многими медалями.
Слава тебе, солдат второй мировой!

Хозяйка эфира

1. У каждого своя стезя

"Мамочка, родная, здравствуй! Фронтовой привет тебе от бойца Красной Армии. Спешу сообщить, что уже прошло несколько месяцев, как я впервые надела солдатскую гимнастерку. Наконец-то и на мою долю выпала честь защищать свою Родину. Пусть проклятая немчура и самый главный фашист – Гитлер знают, что страну, где наравне с мужчинами в одном строю стоят женщины и даже подростки, победить невозможно.
… На следующей неделе, я оканчиваю курсы младших военных специалистов, и получу назначение в подразделение действующей армии, тогда напишу подробнее и сообщу новый номер полевой почты. Не плачь, родная! Я тебя очень-очень люблю! - Твоя дочь Валя. ( Август 1942 года)"
Валентина свернула письмо в треугольник и написала адрес: "Кировская область, Черновский район, с Краево, Краевой Варваре Савватеевне" и вновь углубилась в чтение стихов любимого поэта Александра Блока, сборник которого возила с собой повсюду:
Скрипка стонет под горой
В сонном парке вечер длинный,
Вечер длинный – Лик Невинный,
Образ девушки со мной..
Читая уже давно заученные стихи, Валентина унеслась в мир блоковских грез, чарующих душу мгновений, откуда ее вывела команда дневальной: "Отбой!"
Уже лежа на жесткой солдатской кровати, она по памяти дочитала стихотворение:
Скрипки стон неутомимый
Напевает мне: "Живи"…
Образ девушки любимой –
Повесть ласковой любви.

"Повесть ласковой любви", - повторила про себя еще раз Валентина и подумала: " Про кого-то уже написаны повести, сложены поэмы, а повесть ее жизни еще не написана, да и будет ли когда написана. Кто она есть? Простая крестьянская девчонка из-под Кирова, волею случая после семилетки попавшая в город Иваново, где стала перед войной работать телефонисткой на заводе. Вся ее короткая биография уложится на полстранички тетрадного листа".
Сон не приходил. На Валентину снова нахлынули воспоминания. Вот он – 1941-й год, кажущийся теперь таким далеким. С началом войны семьи ее новых городских знакомых кого-то да проводили на фронт: отца, сына, брата. Мать писала, что и их деревня обезлюдела. Ей – Вале – не давала покоя мысль, что жить, как прежде, сейчас нельзя. Не может она оставаться равнодушной ко всему, что произошло и когда каждый день радио сообщает одну весть печальнее другой. Без долгих раздумий она решила: "Пойду воевать, Мое место на фронте". Но в военкомате, куда она обращалась, получала отказ за отказом. Но неожиданно подвернулся удобный случай. Весной сорок второго года ЦК комсомола объявил призыв девушек в армию. Отбор шел строгий – не обуза, подмога нужна была фронту.
Она с подругами-добровольцами уже знала правду о войне, но, как и они, верила в святую ложь, что "смелого пуля боится, храброго штык не берет".
После краткосрочных курсов радиооператоров при местном военкомате ее направили в Подмосковье, в училище связи, при котором готовили младших командиров-связистов. Четыре месяца учебы остались позади, и со дня на день ей предстоит отбыть к месту постоянной службы. "Куда забросит ее судьба?" – с этим вопросом, оставшимся без ответа, она и провалилась в глубокий сон.

2. На пути к победе

А забросила судьба Валентину Краеву радиооператором в центральный радиоузел разведывательного управления при Генеральном штабе Красной Армии, который располагался в Москве на Поклонной горе.
Впервые войдя в операторский зал и видя, как ловко принимают и передают операторы шифровки, Валентину взяло сомнение, а сможет ли и она так управляться с техникой? Ведь здесь напортачить нельзя: ответственность огромная – перепутай что в шифре донесений, и вмиг под трибунал угодишь.
Но полученные в училище твердые знания и навыки, природная настойчивость и внимательность сделали свое дело: скоро сержант Краева значилась уже в числе лучших специалистов.
-Работали мы с фронтами, крупными воинскими соединениями, партизанскими отрядами и советскими разведчиками, обосновавшимися в стане врага. Это, наверное, с них позднее писался образ Штирлица,- улыбнувшись, рассказывает Валентина Михайловна. – Работали, в основном, по расписанию. Я точно знала день и час, когда на связь со мной выйдет тот или иной корреспондент. У каждого был свой код, своя частота и свой позывной. Я не знала своих корреспондентов ни по имени, ни, тем более, в лицо, но "телеграфный почерк" каждого определяла безошибочно. Около года принимала шифровки от агента, работавшего из Германии – из самого пекла фашистского ада, а потом… связь оборвалась. Позже мне удалось узнать, что под этим позывным выходили на связь советские разведчики – муж с женой, но были "накрыты" то ли пеленгатором, то ли провокатором. Подробностей-то до нас не доводили.
Фронт уходил все дальше на запад, поутихли вражеские налеты стервятников на столицу. Уже никто не сомневался в победе советского народа, и девчата-радиооператоры в иную свободную минуту начинали строить планы на мирную жизнь. Они мечтали поскорее сбросить солдатские башмаки, надеть туфельки на высоком каблуке да красивое платьице и сбегать на танцы. Впрочем, о чем только не могут мечтать девчонки в 18-20 лет. А пока шла война, и они посильно приближали ее конец. Да, им не приходилось бросаться грудью на изрыгающую смерть амбразуру, обезвреживать минные поля, выносить раненых с поля боя. Словом, казалось, не совершали они громких подвигов. Они просто делали свою повседневную, рутинную связистскую работу, но за шифровками, принимаемыми и передаваемыми ими, замолкал не один дзот или горел танк-другой, а рушились неприятельские армии.
С 28 сентября по 20 октября 1944 года проходила известная Белградская военная операция. Тогда Советские войска 3-го Украинского фронта маршала Ф.И. Толбухина прорвали оборону немецкой группы армий "Ф" и во взаимодействии с народно-освободительной армией Югославии (НОАЮ), возглавляемой Иосипом Броз Тито освободили Белград и восточную часть Югославии. В этот момент для прочной связи НОАЮ с Генштабом Советской Армии потребовался опытный радиооператор, и выбор пал на старшину Краеву. Добраться до Югославской столицы в то время было не просто: напрямую не проскочишь. Пришлось добираться в обход, через Румынию, а там под прикрытием партизан тайными тропами пешком – до Белграда. Трудная дорога осталась позади и Валентина Михайловна в считанные часы налаживает связь с Москвой.
Как-то раз сижу у аппарата, - вспоминает Валентина Михайловна, - а в операторскую, без спроса, входит мужчина в мундире с неизвестными мне знаками различия. Я машу на него рукой и кричу: "Сюда посторонним нельзя!" – "Мне можно", - ответил он и широко улыбнулся. Так я познакомилась с Броз Тито. Затем мы встречались с ним еще не один раз. При встречах он всегда почтительно здоровался и обязательно говорил какой-нибудь комплимент, отчего у меня, наверное, маковым цветом загорались щеки. А в апреле 45-го срок моей командировки истек, и я возвратилась в Москву.

3. Их знали только в лицо

Отгремел последний победный салют. На нашей многострадальной земле воцарил мир. Фронтовики стали возвращаться домой, и строить мирную жизнь. Валентине Михайловне же предстояло нести службу еще два с лишним года. Повстречавшийся ей на жизненном пути офицер разведцентра Леонид Степанович Киричев стал ее мужем. В конце 1947 года молодые супруги после демобилизации поехали на родину мужа – в Мариинск.
Тихий провинциальный Мариинск понравился Валентине Михайловне и стал ее второй родиной. О своей воинской службе Валентина Михайловна никому не рассказывала вплоть до девяностых годов – нельзя было. На секретчиков всегда налагалось табу. Соседи и бывшие сослуживцы с удивлением узнали, что эта скромная женщина служила в самом сердце Советской армии – Генеральном штабе. А до этих пор никогда в День Победы она не была чествована, но супруги в этот светлый праздник, оставаясь вдвоем, поднимали фронтовые сто граммов, и вместо тоста один из них цитировал:
У матери – Победы дочка Вера,
У Веры праздник каждую весну:
Ей новые сережки дарит верба,
И соловей никак не даст заснуть.

Николай , НИЗКИЙ ВАМ ПОКЛОН за эту тему . Очень часто читаю о войне , изучаю архивы и 4-й год подряд пытаюсь снять фильм . Катострофически не хватает на это времени .
Ну раз уж мы заговорили об этом . То хочу рассказать Вам о своём героическом дяде .

Иван Федорович Аликов



Учился в 3-м Орджоникидзевском военно-пехотном училище (1943). С июня 1943 до января 1945 года служил санинструктором 11й гвардейской воздушно-десантной бригады. С января 1945 по август 1947 года - старшина роты 346го гвардейского стрелкового полка 104го гвардейской ордена Кутузова II степени стрелковой дивизии 38го гвардейского Венского корпуса 9й гвардейской армии.

После окончания Ленинградского военно-морского военно-политического училища в 1950 году находился в распоряжении Кронштадтской военно-морской крепости. В дальнейшем служил секретарем комсомольской организации учебного корабля "Комсомолец" в составе 85й бригады учебных кораблей (1950-1951) и 88й дивизии учебных кораблей Кронштадтской военно-морской крепости (1951-1952), помощником начальника политотдела 93й бригады подводных лодок Кронштадтской военно-морской крепости по комсомольской работе (1952-1954).

В 1954 году поступил в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, по окончании которой в 1958 году продолжил службу на Северном флоте: заместитель командира подводной лодки "К-52" по политической части (1958-1962), инспектор партийно-организационного отдела политуправления флота (1962-1965), первый заместитель начальника политотдела 1й флотилии подводных лодок (1966-1968). Далее учеба в Военной академии Генерального штаба, по окончании которой году И. Ф. Аликов - начальник политотдела 4й эскадры подводных лодок Северного флота (1968-1973). Затем заместитель (1973-1975), первый заместитель (1975-1978) начальника политуправления Черноморского флота, член Военного совета - начальник политуправления Балтийского флота (1979-1986). В 1981-85 годах - член Главного Военного совета при Совете обороны СССР. В отставку вышел в звании вице-адмирала.

Награжден орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, орденами "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" II и III степени, медалью "За отвагу", двумя медалями "За боевые заслуги", медалями "За победу над Германией", "За взятие Вены" и другими.
Умер Иван Фёдорович в 2004 году.Светлая ему память...

Пусть будет вечный мир
Н а ф р о н т

Тоскливо и хрипло разрезал воздух паровозный гудок, лязгнули вагонные буфера и, воинский эшелон тронулся. Мимо медленно проплыли знакомые с детства низенький деревянный вокзал, паровозное депо, небоскреб водонапорной башни. . .
Поезд набирал скорость, оставляя позади родной уголок его, Георгия Санькова, земли – старенький, приземистый Мариинск. Лежа на верхних нарах теплушки и глядя в открытый вагонный лючок на убегающие поля, колки и будки путевых обходчиков, Георгий перенесся мысленно на несколько лет назад.
. . . Судьба Гошку Санькова не баловала. Четырнадцати лет от роду остался он без отца. Семейный бюджет не позволил юноше продолжить учебу, и после окончания семилетки он начал работать учеником бухгалтера на ликероводочном заводе. Бухгалтерская наука давалась пареньку легко, и вскоре его назначают помощником бухгалтера, затем кассиром, а потом и бухгалтером. Работники завода избрали молодого энергичного бухгалтера своим профсоюзным вожаком.
В тридцать девятом году горком комсомола направил Георгия на работу в управление сибирских лагерей, где ему определили должность инспектора 2-го отдела. А через год, в октябре 1940-го, Георгия призвали в ряды Красной Армии. Службу начал при штабной батарее в 32-й Краснознаменной Хасановской стрелковой
дивизии, которая стояла на дальневосточных рубежах Советского Союза. Там же и застала Георгия весть о войне. Но до самого сентября их дивизия все еще находилась на границе с Японией, и только когда стало ясно, что в ближайшее время милитаристы из Страны восходящего солнца не отважатся напасть на СССР, дивизия погрузилась в эшелоны и тронулась на передовую. И вот он, красноармеец Саньков, едет бить фрицев.

Поле русской славы

… Октябрь 1941-го. Шли ожесточенные бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве. Это были грозные дни. На защиту столицы была направлена и 32-я стрелковая дивизия легендарного комдива Полосухина, в которой разведчиком- наблюдателем служил и Георгий Саньков. Дивизия заняла тридцать шесть километров фронта. Основные ее части расположились на прославленном Бородинском поле. На том месте, где в 1812 году стояла батарея Раевского, встал 16-й артполк, а место батареи Багратиона занял 17-й артполк.
Дивизия ждала подхода врага. Бойцы поклялись не посрамить славу русского воинства и не допустить германцев в Москву.
Позднее поэт Сергей Васильев в стихотворении "Поле русской славы" напишет такие строчки:

. . . Это здесь, на этом самом месте,
Не ходивший к страху на поклон,
Испытав всю жгучесть нашей мести,
Содрогался сам Наполеон.

Поле брани! Поле русской славы!
Это здесь, черней горелых пней,
Полегли фашистские оравы
Под огнем советских батарей. . .

- Наша дивизия, - рассказывает Георгий Петрович, - вступила в бой с врагом 20 октября. Бои были тяжелые. Немчура, хоть и выдыхалась, но перла напролом, бросая в бой последние резервы. Мы стояли насмерть, отбивая и отбивая танковые атаки противника. В один из моментов показалось, что он вот-вот прорвет наш фланг, но подоспели легендарные "катюши". После их молниеносных залпов враг отполз зализывать раны. Дивизия наша тоже была основательно потрепана неприятелем. Один артполк был уничтожен полностью, а из двух пехотных полков едва сформировали один. . .
Вот что отметил в одном из своих очерков участник обороны Москвы писатель Евгений Кригер: ". . . Был ли в этой войне свой бородинский бой? Если говорить об отдельном сражении, - его не было. Но, если помнить, что Бородинское сражение, которое
Наполеон считал своей победой, надломило мощь французской армии и стало в конечном исходе войны победой русских, победой Кутузова, то разве не было грандиозным бородинским сражением то, что происходило на далеких подступах к Москве в октябре-ноябре 1941 года, когда Красная Армия отходила под натиском фашистских танков и не сдавала без боя ни одной пяди земли, и Гитлер подошел к Москве обескровленным и покатился назад при первых ответных ударах. . . "
В битве под Москвой гитлеровцы потеряли в общей сложности более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники. Немецкие войска были отброшены от Москвы на запад на 150 – 300 километров.
В период контрнаступления под Москвой и зимнего наступления Красной Армии 36 тысяч бойцов и командиров были награждены за боевые подвиги орденами и медалями. Более миллиона человек получили медали "За оборону Москвы". Эту медаль с честью носит и наш земляк Георгий Петрович Саньков.

Рождение контрразведчика

В среде бойцов медаль "За отвагу" считается едва ли не самой высокой наградой Родины. Такая награда есть и у Георгия Петровича. А награжден ею он был за один драматично-комичный бой.
"Стояло затишье на передовой, - вспоминает Саньков, - и командиры подразделений устроили солдатам отдых. На опушке леса в бревенчатом строении истопили баньку. Бойцы с удовольствием смывали окопную грязь. И вдруг неожиданно со стороны нашего тыла грянули залпы. Угол бани снесло начисто, а оттуда вместе с клубами пара высыпали наружу в "платьях Адама" мои однополчане. В создавшейся панике многие из них падали, сраженные очередями немецких автоматчиков, шедших в атаку под прикрытием бронированных машин. Первыми в бой вступили штабисты и комендантская рота. Я занял позицию рядом с пулеметчиком. Атака была отбита, но противник, перегруппировавшись, вновь бросился на прорыв. Захлебнулась и вторая его атака. Неприятель отполз назад, но мы чувствовали, что следующая атака будет еще жестче и смертельной для одной из сторон. К этому времени телефонист уже успел связаться с вышестоящим штабом и передать координаты противника. И только немцы ринулись в бой, как впереди взметнулась земля, воздух наполнился гарью. И там, где только что стоял ощетинившийся и готовый к прыжку вражина, остались воронки и догорающие остовы танков – это вновь нас выручили "катюши". За этот бой пулеметчик комендантской роты был удостоен звания Героя Советского Союза, а многие, в том числе и я, получили медали".
Летом сорок второго погиб батальонный писарь-каптенармус. Тогда Георгия Петровича вызвал командир и приказал: "Ты бухгалтер, Саньков, учет вести умеешь. Тебе и карты в руки: будешь каптенармусом".
О своем дальнейшем повороте в армейской службе Георгий Петрович рассказывает так:
-Дело к зиме шло: уже снежок пробрасывал. В один из дней в мое хозяйство пришел незнакомый капитан и попросил булку хлеба. Отказать просящему грешно. Дал. К вечеру он вновь появился и попросил чего-нибудь съестного для него и напарника-подполковника и показал на дом, где они расквартировались. Вновь дал, но что-то стало не по себе. Думаю: "Кто же они такие? Как бы не вляпаться в дурную историю". Пошел к своему командиру и без утайки все ему выложил, а от него узнал, что те офицеры прибыли к нам из контрразведки дивизии. Ох, и струхнул я тогда: "Конец тебе, Гоша, дисбат по тебе плачет за разбазаривание солдатского довольствия". Делать нечего, переступаю порог хаты, в которой разместились контрразведчики. Увидев меня, капитан протянул мне руку и представил подполковнику, а, узнав, что я пришел с извинениями, похлопал по плечу и сказал что-то ободряющее.
Вскоре я об этой встрече напрочь забыл и вспомнил, когда поступила депеша: мне и еще одному бойцу явиться в отдел контрразведки. Вновь посетили страшные мысли, но делать нечего – надо ехать.
Нас встретили два капитана. Долго беседовали, а потом мы заполнили дюжину анкет и вернулись в расположение своей части, так и не поняв, зачем нас вызывали. 28 декабря 1942 года из штаба пришел приказ откомандировать меня в распоряжение контрразведки. А там начальник подразделения, пожав мне руку, произнес: "С этого часа вы сотрудник контрразведки. Немедленно выезжайте в Можайск и приступайте к исполнению служебных обязанностей".
Пройдя определенную подготовку и получив первое офицерское звание, я приступил к новой службе. В составе оперативных групп мне приходилось выполнять различные боевые задания. Не раз и не два довелось побывать " у черта на куличках". Порой попадали в такие переделки, что и передовая показалась бы в тот миг курортом. . .
А наша 5-я армия шла и шла на запад. Позади остались Смоленщина, Орша, Витебск, Минск, Вильнюс, Восточная Пруссия. А после взятия Кенигсберга армию погрузили в эшелоны и направили на восточные рубежи Союза.

С войной покончили мы счеты

Весть о Победе догнала нашего земляка в Омске. Их воинский эшелон взорвался многоголосым: "Ура-а-а! Ура-а-а!" Были объятия, слезы радости и веселенькое бульканье "огненной водицы", перекочевывающей из алюминиевых солдатских фляжек в тару различной емкости.
". . .Был грохот радости неистов.
Плясать пустился лейтенант…
И раздирая в крике рот,
Впервые за четыре года
Палил из "вальтера" начпрод. . . "

И вновь, после четырехлетнего перерыва, Георгий Петрович встал на защиту дальневосточных рубежей страны. Но неудачно окончилась японская эпопея для контрразведчика Санькова: в первой же боевой операции он был тяжело ранен и с первым же санпоездом увезен в глубокий тыл. И пока он давил госпитальную койку война с Японией закончилась.
Дальнейшая мирная жизнь с врачебным заключением "инвалид 2-й группы" для Санькова пока что была не ясной. "Будь что будет!" – и Георгий отправился в Чимкент к матери, уехавшей туда во время войны.
В Чимкенте он трудился в областном статуправлении, затем в областном комитете партии, откуда вновь был призван на службу в армию. С 1952 по 1954 год служил замполитом учебного полка ПВО. А после службы вернулся на родную землю – в Мариинск.
- Иду по городу, - улыбаясь, молвит Георгий Петрович, - а на крыльце военкомата стоит военком, смотрит на меня и говорит: " Это же надо, в военкомате некому работать, а тут капитан без дела по городу слоняется. Зайди ко мне, капитан. Дело есть".
Вхожу в кабинет – и, не поверите, на столе военкома уже мое личное дело лежит.
- Не удивляйся. Я тебя ждал, капитан. Кому как не тебе занять место начальника финчасти. Принимай дела.
С той поры тридцать два года трудился Георгий Петрович Саньков начальником финчасти Мариинского военкомата. И не единожды на встречах с призывниками ветеран напутствовал их от имени фронтовиков:
" Мы завещаем вам, младое племя, построить на нашей земле такое общество, чтобы никогда люди не слышали рева падающих бомб. Пусть будет вечный МИР!"

Это моя мама. Родилась в 1924 году. В этом году ей исполнилось бы 86 лет.

Ее не стало 6 лет назад.
С третьего класса училась в Москве.Там же окончила школу.Жили где-то в районе метро "Новослободская"
Кончила школу, началась война. В 1941 рыла укрепления вокруг Москвы. В том, что Москва устояла, есть часть и ее труда. В середине 1942 года добровольно пошла на фронт. Зенитчица.
Подвигов не совершала, наград не имела. Кроме медали "За победу над Германий". Но ее давали всем.
Рассказывала, как было страшно во время авианалетов. Все бегут прятаться, а у зенитчиков самая работа начинается. Служила до конца войны.
Это одна из последних ее фотографий

А Это про моего отца. Родился в 1925 году. Умер в 1991 году.
Призвали в армию в начале 1943 года. Три месяца учебы в Арзамасе. И на фронт. Десантник. Более 300 прыжков. В боевых условиях. Форсировал Днепр. Это его самая первая операция. Освобождал Восточную Пруссию. Кенигсберг. У него есть медаль "За взятие Кенигсберга". Довольно редкая. Почти ничего никогда не рассказывал о войне.
Сержант, командир отделения. Вот так у него в военном билете

Нижайший поклон всем защитникам Отечества!

Он коммунистом стал
в блокадном Ленинграде

Да, есть слова наполненные светом,
И с ними всюду сердце бьется в лад.
Не называя всех, скажите:
"Ленинград!" –
И это будет подлинным ответом.
Тот свет разлит в пространстве голубом,
Так будь же света ясного достоин,
Стой за него горою, красный воин,
В любом сраженье и в бою любом!
Еще идя сквозь ужасы войны,
Мы испытали все, и в полной мере,
Кому-нибудь потомки не поверят,
Кому-то не поверят, нам должны. . .

/ А. Прокофьев /


На пороге взрослой жизни

- Сегодня для вас, друзья, наступает новый этап жизни: вы стали взрослыми. Впереди вас ждет дорога, проторенная отцами и дедами, на которой неминуемо встретятся радости и разочарования, удачи и испытания, но всегда помните, что вы граждане великой Страны Советов, и достойно пронесите по жизни ленинское знамя Октября. Вперед, комсомольское племя! – напутствовал учеников директор школы.
Шел выпускной бал: в вихре вальса кружились пары, звучала музыка и смех. И в этой круговерти праздника перед глазами Саньки Доценко пробежало все его детство и особенно последние три года учебы в Новокузнецке, вдали от семейного очага, ведь в их леспромхозовском поселке была только школа семилетка.
Сегодня он простится со школой, учителями и друзьями-одноклассниками, а уже завтра обнимет родителей и всей грудью вдохнет знакомый с детства смолистый запах многовековой тайги, увидит скалистые берега бурливо-нежной речушки с шорским названием Мрассу.
Все лето он будет купаться, ловить харьюзов и помогать отцу в кузнице. Вспомнив про рыбалку, Александр невольно улыбнулся, представив улепетывающих во всю прыть от рыбаков ярко-коричневых с красным отливом местных петухов с общипанными хвостами, из перьев которых леспромхозовские рыболовы-умельцы мастерят такие аппетитные приманки-"мушки", что против них не может устоять ни один даже самый сытый и пугливый хариус. Но самая главная цель, которую перед собой поставил Александр, - поступить в Томский университет.

В о й н а

Шел 1940-й год. За плечами студента Александра Доценко остался год учебы на физико-математическом факультете Томского университета, когда ему вручили повестку о призыве на действительную срочную службу в ряды Красной Армии. Курс молодого бойца красноармеец-артиллерист Доценко проходил в военном городке "Красные казармы", что в городе Перьми.
Неспокойно было на западе. Немецкий сапог уже топтал брусчатки ряда европейских столиц. Война подступала к рубежам Советского Союза. Артиллерийскую часть, в которой служил Александр Григорьевич Доценко, спешно перебросили к западной границе страны.
22 июня 1941 года Александр проснулся от мощного грохота, сотрясающего стены казармы, и звона рассыпавшихся оконных стекол. В казарме стояла невообразимая суета. Но в этой сутолоке раздались громкие повелительные голоса командиров. Наметившаяся было паника, прекратилась. Немецкие стервятники-бомбардировщики улетели дальше на восток, оставив на территории военного городка глубокие воронки с вывороченной землей и горящие здания столовой, прачечной и клуба.
- Это война! – объявил на построении командир полка. – Умрем, но не допустим врага на нашу землю. К оружию, сынки!
Однако мощь германской военной машины оказалась куда громаднее, чем предполагалось вначале. С тяжелыми кровопролитными боями полк отступал на восток.
Один из таких боев особенно запомнился Александру Григорьевичу. Стоя по колено в дождевой воде на дне окопа, взвод полка отражал натиск врага. Воздух был густо наполнен свистом летящих мин со стороны неприятеля, разрывами снарядов. Вот одна из мин ухнула на задний бруствер окопа. Блеснула яркая вспышка – и свет померк в глазах Александра. Взрыва он уже не услышал. От осколков мины погибли командир взвода и командир отделения, а раненого и контуженого красноармейца Доценко вынес с поля боя взводный телеграфист, аппарат которого оказался разбитым вдребезги, а сам он чудом уцелел, не получив даже царапины.
Очнулся Александр Григорьевич в полевом госпитале. Между лежащими и сидящими ранеными снуют санитары, терпко пахнет лекарствами, слышны стоны. Но он не сразу сообразил, где находится, и как сюда попал.
Что, солдатик, зацепило? – участливо спросил у открывшего глаза Александра пожилой боец с пышными буденовскими усами. – Прими-ка солдатской микстурки, глядишь, оно и полегчает, - и до краев налил в крупную медицинскую мензурку водки из походной фляжки.
Вот и добренько, вот и молодчага. Значит, еще повоюешь, - утвердительно произнес боец, видя, как прозрачная жидкость исчезает в запрокинутый рот раненого.
Уже через несколько дней вагонные колеса эвакогоспиталя, постукивая на стыках, уносили эшелон с ранеными в далекий тыл. Волей случая лечиться Александру Григорьевичу довелось в родном "альма-матер" – Томском университете, где разместился госпиталь.
Ранение и тяжелая контузия поддавались лечению нелегко, а душа рвалась на фронт, особенно после врачебного обхода, когда в палату приносили газету с очередной сводкой Совинформбюро. Они походили одна на другую: сданы такие-то города и такие-то населенные пункты.
- Давить их надо, гадов, давить. Уже к Москве подбираются. Вы еще будите их бить, а я. . я . . . Эх! – в бессильной злобе к врагу как-то крикнул сосед Александра Григорьевича по палате, с силой ударив рукой по культяшке ампутированной ноги, и заплакал навзрыд.
Один за другим выписывались выздоравливающие бойцы и уезжали на передовую. Настал такой день и для Александра Григорьевича Доценко. В полученном им предписании была указана воинская часть, где ему отныне предстояло служить.

В б л о к а д е

Новая воинская часть Александра Доценко базировалась в подмосковном городке Мытищи. Отсюда, получив зенитные бронепоезда, артиллерийское подразделение в спешном порядке отбыло в Ленинград. А вскоре блокадное кольцо вокруг города захлопнулось. Началась 900-дневная осада северной столицы.
О блокаде Ленинграда написано очень много, но, тем не менее, хочется привести небольшую выдержку из сказанного советским писателем Александром Фадеевым после его посещения осажденного Ленинграда:
". . .По сообщениям советской печати и по рассказам очевидцев, я знал, сколь жестокой была зима 1941-42 года для ленинградцев. В самую тяжелую ее пору норма хлеба для рабочих доходила до 200 г., а для неработающих членов семьи – до 125 граммов. Норма продовольствия была крайне скудной и недостаточной для жизни. Люди голодали и умирали от голода. Топлива едва хватало для поддержания наиболее важных промышленных предприятий, наиболее крупных госпиталей и совершенно необходимых учреждений. Весь город стоял без света, обледеневший. Водопровод и канализация не действовали. Улицы поросли толстой, в метр толщиной, ледяной коркой, были завалены снегом и отбросами.
Вид пешехода – мужчины, женщины или подростка, везущего детские санки с прикрученным к ним телом покойника, обернутым в одеяло или кусок полотна, - стал обычной принадлежностью зимнего ленинградского пейзажа. Вид человека, умирающего от голода на заснеженной улице, стал не редкостью в Ленинграде.
В течение осени 1941 года Ленинград подвергался сильным бомбардировкам с воздуха. Этой весной они возобновились. В течение осени и зимы Ленинград находился под систематическим артиллерийским обстрелом.
Всему миру известно, что при всех этих неимоверных трудностях и лишениях ленинградцы не только отразили натиск вооруженной до зубов гитлеровской армии, но и нанесла врагу огромные потери в людях и технике, проложили по льду Ладожского озера дорогу и благодаря этой дороге освободились от тисков голода. . ."
Все эти ужасы блокадного города видел и прочувствовал наш земляк А.Г.Доценко. В 1942 году, находясь в блокаде, он окончил краткосрочные курсы Ленинградского арттехучилища и получил звание техник-лейтенант. После окончания курсов его назначили на должность начальника артснабжения бронепоезда. Коммунистом он стал тоже в осажденном городе.
Помню, - рассказывает Александр Григорьевич, - только начали рассматривать на партсобрании мое заявление о приеме в партию, как раздался сигнал воздушной тревоги. Коммунисты покинули собрание и заняли свои места у орудий. Заговорили наши зенитки и неприятельские самолеты, почувствовав плотную огневую завесу, были вынуждены отвернуть далеко в сторону, а там им на перехват уже спешили краснозвездные "ястребки". После успешно отбитой атаки врага комиссар, без всяких формальностей и дополнительный вопросов, вручил мне новенький партийный билет.
Демобилизовался в запас Александр Григорьевич в 1947 году. В армейской гимнастерке с орденами и медалями на груди, предельно ясно говорившими о ратном пути их хозяина, вернулся А.Г. Доценко в Сибирь. Перед бывшим офицером встал вопрос: продолжить учебу или идти работать? Ответ на него он получил из уст родственника Константина Павловича Честнейшего, работавшего в то время секретарем Мариинского горкома партии:
- Не раздумывай, Саша, оставайся у нас в Мариинске. Учительских кадров здесь ой как не хватает. Будешь преподавать, а учиться можно и заочно.
Так Александр Григорьевич и поступил. Долгие годы он преподавал физику и математику в школах города, лесотехникуме, ряд лет даже директорствовал в школе №2. Словом имя ему – УЧИТЕЛЬ.

Бог миловал солдата

В далеком послереволюционном 1918-м году в селе Романовка, что на Полтавщине, в крестьянской семье из 11 душ появился на свет мальчик Коля. Страшные были эти годы. По украинским степям и хуторам шастали "батьки" всех мастей, и каждый на свой лад ратовал за "ридну Украйну".
Закончилась гражданская война, и подоспела коллективизация. Волей-неволей свела семья Михайлец свою скотинушку на колхозный двор. И сегодня еще нет-нет, да и всплывают перед глазами Николая Константиновича Михайлеца зареванные, прижавшие к груди руки, силуэты матери и старшей сестры, провожающих остекленевшими взглядами уводимую с подворья живность. Их сердца явно предчувствовали что-то недоброе. И это что-то не заставило себя долго ждать. Уже в следующем году по Украине прокатилась волна голода. Не минула она и жителей Романовки. На хуторах вымирали целые семьи. Люди питались бурьяном, травами, корешками. . . От голода в Семье Николая Константиновича умерли отец, старший брат и сестра..
Уже подростком Николай трудился наравне с взрослыми. Он был заводилой местной молодежи и всегда находился в гуще парубков и дивчин. Сельский Совет предложил ему перейти на работу завклубом, а комсомольцы избрали его своим вожаком.
В 1939 году Николая призвали в Красную Армию. Окончив полковую школу и получив звание сержанта, он в составе войск МВД охраняет важнейшие объекты в центре Москвы. В первый же день войны их часть отбыла на передовую и уже через двое суток приняла первый бой. С тяжелыми затяжными боями их моторизованная дивизия отступала, оставляя за собой Минск, Оршу, Вязьму, Борисов. . . На Смоленщине около города Белый их поредевшая часть попала в окружение. Двадцать дней бойцы пробирались к линии фронта по тылам врага. За это время съели все припасы, на мясо пошли лошади. Но выстояли солдаты и сумели пробиться к своим, чтобы вновь громить захватчиков.
-Не раз и не два снился мне давнишний эпизод одного боя, - рассказывает Михайлец. – Вырыли мы с напарником окопчик, установили "дегтяря" и ждем. Минуты перед неприятельской атакой всегда кажутся вечностью. Но вот пошли. . . Вначале танки, а за ними цепи атакующих автоматчиков. Невдалеке от нас был вырыт окопчик другого пулеметного расчета из нашего взвода. Смотрю, ребята тоже настороже, припали к пулемету, уложили рядком на бруствер гранаты и ждут. Поступила команда отсечь автоматчиков. И наши пулеметы зашлись в яростном кашле, пригнув неприятеля к земле. Но бронированные громадины повернули свои чудовищные тела, и пошли в нашу сторону. Из соседнего окопа в головную машину полетела граната, но она, подлая, почему-то описала неправильную дугу и рухнула в наш окоп. Я подсознательно почувствовал дыхание "костлявой", машинально подхватил гранату и вышвырнул ее за бруствер. Раздался взрыв, а по моей спине заструился холодный пот, и мелко-мелко задрожали коленки. И только после того, как на окоп навалились гусеницы неприятельского танка, завалив нас с напарником землей, я пришел в себя. Бой продолжался. . .
Не стерся из памяти ветерана и бой на лесной опушке:
- Враг засек нашу пулеметную точку, расположенную под вековой сосной, и начал прицельный огонь. Чувствую, сейчас жахнет сюда. Говорю напарнику: " Отползаем!" И только мы покинули пригретое местечко, как взрывом разметало бывшую пулеметную точку и с корнем выворотило сосну. И опять подумалось в тот момент: "Надо ж, вновь Бог милует".
Отступая с боями, Николай Константинович оказался у стен столицы, а после разгрома немцев под Москвой он со своей дивизией по пятам преследовал врага. В марте 1943 года в одном из боев солдат получил тяжелое ранение в ногу. С поля боя его вынесли боевые товарищи и доставили в полевой госпиталь. А уж оттуда пришлось солдату поколесить по госпиталям: в Горьком, Москве, Сибири. В Иланском эвакогоспитале врачебная комиссия была неумолима, и солдата комиссовали "вчистую". Встал вопрос: куда податься, коль родное село еще под пятой врага? Тогда ему предложили остаться пока в Сибири и дали направление в Мариинский район.
Прибыв в незнакомый город, Николай Константинович пришел в райисполком, и, отсюда уже, с направлением на работу он добирается до передового колхоза "Память Чкалова", где должен был принять полеводческую бригаду. Руководил в те годы колхозом будущий Герой Социалистического труда Григорий Дмитриевич Мальков, который чуть не с распростертыми объятиями принял фронтовика. Каждая мужская пара рук были на вес золота.
Поселок Раздольный был довольно крупным, и проживали в нем не только местные аборигены, но и более десяти семей эвакуированных и немало вынужденных переселенцев из числа поволжских немцев. Колхоз славился своим отменным садом, дававшим высокие урожаи груш, яблок, смородины, малины. . . Рядом располагалась большая колхозная пасека. На фермах животноводческой бригады были свиньи, овцы и крупный рогатый скот. Но более всего колхоз был знаменит высокой урожайностью картофеля, за который переходящее Красное знамя зачастую гостило в правлении. А имя знатного картофелевода Героя Социалистического труда Е.Д. Поморцевой знали далеко за пределами области.
Здесь, на новой родине приглянулась Николаю Константиновичу молодая доярка Екатерина Акимова, и сыграли они свадьбу. Вот так и прирос корнями к Сибири солдат с далекой Украины.
. . .Простившись с Николаем Константиновичем, я пошел своей дорогой, затылком чувствуя, как он, опершись о свой посошок, провожает меня взглядом. А осеннее солнце клонилось за покрытую золотой листвою рощу за старым поселком, носящим название Раздольный.